|
|
|
Если допустим, физик заявляет, что с точки зрения его науки чего-то «не может быть», не нужно спешить бездумно с ним соглашаться. Надо выяснить, насколько корректно логически отрицание, в какой мере оно методологически обосновано. |
| Об авторе: |
Дубровский Давид Израилевич – доктор философских наук, профессор философского факультета МГУ, член редколлегии и заведующий отделом диалектического материализма, логики и философских проблем естествознания журнала "Философские науки". |
|
Опыт развития науки свидетельствует о невозможности «закрывать» или, наоборот, «решать» научные проблемы, особенно в области информационных процессов в живых системах, путем ссылок на авторитеты. Среди ученых всегда были и остаются как те, кто стоит на позиции «закрытия» того или иного вопроса до его обсуждения, так и те, кто отстаивает необходимость его разработки, полагая, что он заслуживает изучения. Конечно, можно составить перечень тех, кто «за», а кто «против» той или иной научной проблемы, но таким путем мы вряд ли получим ответ на любой поставленный вопрос – ведь истина не определяется по большинству голосов. Здесь необходимо рассмотрение прежде всего в философско-методологическом плане. Это важно сделать потому, что в данном случае многое зависит от того, насколько отчетливо осмыслены основания, в силу которых нечто полагается существующим или не существующим. Когда кто-либо заявляет, что то или иное явление, например, в сфере передачи информации живыми системами существует и должно исследоваться или, наоборот, что не существует, он руководствуется некоторыми критериями существования, которые зачастую используются интуитивно, без предварительного размышления о том, насколько они определенны и достаточны. Тут коренятся серьезные теоретические трудности, которые, по крайней мере, должны быть осознаны теми, кто претендует на подлинно научный подход к проблеме. Наблюдается множество явлений, которые считаются обычными, признаются практически всеми, но в полной мере не имеют научного объяснения. Никто, к примеру, не станет отрицать, что во многих случаях мы способны по выражению глаз человека понять его настроение, его подлинное отношение к нам в данный момент и т. п. Все это привычно, вроде бы совершенно ясно. Но от научного объяснения «выражения глаз» мы еще далеки. Другой пример – способность йогов управлять своими вегетативными функциями. Не намного понятнее и феноменальные способности чудо-счетчиков (например, Мориса Дагбера, который состязался в скорости вычислений с электронной машиной), лиц, обладающих абсолютной памятью (вспомним знаменитого Шерешевского, описанного в книге известного психолога А. Р. Лурия «Маленькая книга о большой памяти»). Мы не говорим уже о творческих способностях величайших гениев науки и искусства. Все эти удивительные факты хотя и не получили научного объяснения, тем не менее не вызывают сомнений. Это, по-видимому, связано не столько с тем, что указанные выше необычные проявления способностей четко зафиксированы, сколько с тем, что они считаются не противоречащими фундаментальным принципам науки. Попытаемся кратко рассмотреть вопрос о критериях существования, которые мы явно или неявно используем, признавая или отрицая реальность каких-либо явлений. Как правило, в естествознании в роли критериев существования выступают принципы науки, в особенности законы физики, но ими перечень такого рода критериев далеко не ограничивается, ибо ту же роль могут играть философские принципы, опирающиеся на исторический опыт знания, а также здравый смысл. В ряде случаев для принятия решения о существовании или несуществовании чего-либо требуется привлекать комплекс критериев, а не какой-нибудь один. Нередка ситуация, когда в используемых комплексах критерии различных типов употребляются в разных соотношениях, а это может затруднять принятие решения. Скажем, убеждения здравого смысла нередко вступают в противоречие с новыми научными теориями, и то, что с позиций здравого смысла казалось абсурдным и невозможным, получает строгое научное обоснование (с точки зрения здравого смысла, по крайней мере в настоящее время, совершенно невозможно оправдать п осмыслить центральное для современной космологии понятие сингулярности). Подобные же, хотя и не столь выразительные несоответствия наблюдаются и между научными и философскими принципами: то, что с позиций конкретных наук полагается невозможным, оказывается нередко допустимым с более широких диалектико-материалистических позиций. Наука прошлого века ничего не знала об электронах и квазарах, принципы классической физики исключали существование явлений типа виртуальных частиц или «черных дыр». Но идеи неисчерпаемости материи вглубь, историзма и диалектичности хода познания логически предполагали допущения о неизвестных физике прошлого века материальных структурах и взаимодействиях. Философия раскрывает ограниченность существующего научного знания и тем самым стимулирует его развитие. Поэтому законы и принципы специальных наук (физики, химии, биологии и т. д.), выполняя важную роль критериев существования, сами по себе не всегда могут служить основанием для окончательного приговора, и это особенно касается проблемы несуществования. Если допустим, физик заявляет, что с точки зрения его науки чего-то «не может быть», не нужно спешить бездумно с ним соглашаться. Надо выяснить, насколько корректно логически отрицание, в какой мере оно методологически обосновано. Несомненно, строгий фильтр естественнонаучного и физико-математического мышления полезен и необходим. Но не следует забывать, что категориальная сетка этого фильтра исторически ограничена. Кроме того, важно учитывать еще и следующие два обстоятельства. Во-первых, положения, используемые в качестве критериев существования, могут допускать различную интерпретацию точно так же, как и описание явлений, о существовании или несуществовании которых мы должны вынести решение. Например, в качестве критерия можно использовать закон всемирного тяготения. Мы точно знаем, что на Земле и в ее окрестностях не существует физических предметов, которые бы не были подвержены его действию. Но отсюда не следует, что если мы видим незнакомый предмет, свободно висящий в воздухе, то это обязательно обман зрения, мираж. Точно так же противоречие наблюдаемых явлений фундаментальному физическому закону может иногда быть лишь кажущимся (при более внимательном анализе это противоречие оказывается мнимым). Во-вторых, для обоснованного решения лучше принять не один, а систему критериев, оперировать целой «сеткой» постулатов существования, главным образом философского и естественнонаучного характера. Однако нужно иметь в виду, что перечень такого рода критериев всегда неполон – в силу исторической ограниченности имеющегося знания и в соответствии с принципами материалистической диалектики, оставляющими простор для творческих новообразований в природе, человеческой культуре и индивидуальном сознании. Учитывая все это, можно прийти к выводу, что по крайней мере в ряде случаев наши решения о существования или несуществовании засвидетельствованных кем-либо (или предполагаемых) явлений будет носить лишь вероятностный характер. И тогда, сознавая неизбежную историческую ограниченность познания, разумнее допустить хотя бы некоторую вероятность их существования, чем сразу ее исключать *. ______________ * Мы не касаемся ряда вопросов, весьма важных для анализа проблемы существования, таких как соотношение эмпирического и теоретического знания, понятий субъективного и интерсубъективного, наблюдательного и интроспективного, чувственного и рационального, феномен веры, методологические аспекты исследования психических явлений. Их обсуждение выходит за рамки данной статьи. Но в общем мы можем говорить о трех типах ответов на вопрос: существует или не существует нечто? 1. Когда мы с полной определенностью утверждаем, что нечто существует или не существует. Например: мой письменный стол существует, электрон существует, кентавр же не существует. 2. Когда мы с большей или меньшей вероятностью утверждаем, что нечто существует или не существует. Примеры: весьма вероятно, что существуют биохимические факторы, способные прекращать рост злокачественной опухоли, а затем и уничтожать ее; вероятно, что существуют способы кодирования и передачи информации, которые пока не известны науке; скорее всего, «снежный человек», о котором одно время писала наша пресса, не существует. 3. Наконец, следует выделить те случаи, когда на указанный вопрос вообще нельзя дать сколько-нибудь определенного ответа в силу практической равновероятности альтернатив. В качестве примера можно привести такой вопрос: существуют ли во Вселенной разумные существа, способные без специальных защитных устройств переносить радиацию в 10000 рентген и температуру в 10 000° С? Заметим, что подобные вопросы не всегда лишены смысла; они выводят нас далеко за пределы нашего знания, но тем самым иногда способствуют его расширению. В этом отношении очень важно иметь в виду, что каждый мыслящий человек, да и человечество в целом, находится одновременно в трех познавательных ситуациях: 1. Когда мы знаем, что нечто знаем (я точно знаю, что у каждого человека есть сердце или что согласно теории относительности E=mc2); 2. Когда мы знаем, что чего-то не знаем. Это знание о незнании создает проблемную ситуацию (мы знаем, что существуют какие-то определенные причины такого редкого, но грозного заболевания как злокачественная гипертермия, по каковы они, к сожалению, не знаем); 3. И, наконец, познавательная ситуация, которая часто незримо сопровождает все наши научные поиски и философские размышления, может быть обозначена так: когда мы не знаем, что не знаем. К примеру, древние греки не только не знали ничего о вирусах или о внутриядерных реакциях, но совершенно не знали, что они об этом не знают. Такого рода ситуация, в которой всегда находимся и мы, может быть названа допроблемной. Ее учет имеет первостепенное значение при рассмотрении критериев существования. Отсюда следует, что не только во внешнем мире, но и в нас самих, в нашей психике есть нечто такое, о чем мы не подозреваем и что лишь со временем может обнаружиться в виде слабых симптомов, которым поначалу не придают должного значения, но появление которых знаменует переход от допроблемной к предпроблемной ситуации. Затем по мере роста этих симптомов, организации специальных наблюдений и статистической обработки их результатов создаются условия для формирования проблемной ситуации. Проблемная ситуация в области эмпирических исследований (т. е. в тех научных дисциплинах, где нет четкой системы теоретического знания, как, например, во многих областях психологии) характеризуется выявлением некоторого специфического явления, которое не может быть сведено к другим, уже достаточно известным, и нуждается в четком описании, а затем и в понимании с точки зрения системы принципов и обобщений данной научной дисциплины. В области исследования человеческой психики и межличностных коммуникаций зафиксировано множество разнообразных явлений, далеких пока от убедительного научного объяснения и создающих чрезвычайно интересные проблемные и предпроблемные ситуации. В межличностных коммуникациях немало вопросов, которые можно отнести к предпроблемным, поскольку неясен носитель информации. Как уже говорилось, для нас привычно, что по выражению глаз мы нередко весьма точно определяем настроение и другие психические состояния человека; но что именно является физическим эквивалентом «выражения глаз» —на этот вопрос пока нет удовлетворительного ответа. Важно подчеркнуть, что отсутствие знания о носителе информации, неумение выделить физический процесс, выступающий в роли носителя информации, не может служить достаточным основанием для отрицания самого факта передачи информации. Здесь нужно уточнить, в каком смысле говорится о незнании носителя информации. Ведь всякий носитель информации есть ее код; описание носителя информации есть по существу описание ее кода. Понимание информации человеком есть результат расшифровки кода. Акт коммуникации между двумя людьми как раз и предполагает расшифровку кода. Это происходит как на сознательном, так и на бессознательно-психическом уровне. Причем, расшифровка кодов на бессознательно-психическом уровне занимает в актах коммуникации исключительно важное место. Смысл «выражения глаз», речевой интонации, гримасы мы постигаем мгновенно, интуитивно. В равной степени смысл слышимой нами родной речи понятен нам как бы непосредственно: мы не анализируем при этом носитель информации сознательно, т. е. состав отдельных звуков, фонем, их энергетические свойства и т. п. Поэтому, когда речь идет о знании носителя информации, то имеется в виду сознательное отображение определенной кодовой организации, конкретных физических, химических, пространственных и других свойств носителя данной информации в данной самоорганизующейся системе. Следовательно, незнание носителя информации может быть объяснено по-разному. Во-первых, незнанием того разряда известных науке физических явлений, их комбинаций, связей, форм упорядоченности, которые выступают в качестве носителя (кода) определенной информации для данной самоорганизующейся системы. Во-вторых, незнанием некоторого объективно существующего вида физических явлений, используемого самоорганизующейся системой для передачи информации и реализации процессов управления. В последнем случае имеются в виду такие физические явления, процессы, которые пока неизвестны науке. Нельзя, конечно, упускать из виду того. что известные физические законы не являются полным перечнем всех существующих в природе физических законов и что в данном случае не исключено «противоречие» в том смысле, в каком многие наблюдавшиеся световые феномены «противоречили» в свое время законам классической механики (примеры подобных «противоречий» выражают наиболее интересный, творческий аспект развития физического познания). Тут мы оказываемся лицом к лицу со старой и мучительной проблемой соотношения психического и физического. Давно известен вульгарно-материалистический способ ее решения, суть которого состоит в том, что психическое признается не более чем разновидностью телесных, физических процессов (вспомним классический тезис вульгарных материалистов: «мозг выделяет мысль, как печень желчь»). Однако такое решение категорически отвергается марксистской философией, а в конкретно-научном плане заводит исследование в тупик, ибо игнорирует содержательно-ценностную специфику психических явлений. Не вдаваясь в анализ психофизической (и психофизиологической) проблемы*, отметим только одно принципиальное обстоятельство. Психическое – это разновидность не физических, а информационных процессов. Качественное различие между ними определяется принципом инвариантности информации по отношению к физическим свойствам ее носителя. Это означает следующее: хотя информация и не существует вне и помимо своего материального носителя, а последний обладает теми или иными физическими свойствами, но одна и та же информация может быть воплощена и передана при помощи разных по своим физическим свойствам носителей, т. е. иметь самые разнообразные коды. _____________ * См.: Дубровский Д. И. Психические явления и мозг. М.: Наука, 1971. 386 с. Он же. Информация, сознание, мозг. М.: Высш. школа. 1980, 286 с. Он же. Проблема идеального. М.: Мысль, 1983. 228 с. Другими словами, информация как таковая (по ее содержательным, ценностным характеристикам) не зависит от определенных энергетических и других физических свойств своего носителя (скажем, информацию «это – дуб» можно передать на различных языках, посредством различных графических, акустических и иных сигналов, причем масса и энергия этих сигналов могут быть различными, а передаваемая ими информация будет одной и той же). Отсюда следует, что физические законы сами по себе не образуют достаточного основания для объяснения информационных процессов. Очевидно, что специфические для физики критерии существования нельзя переносить на все остальные области знания (и, соответственно, действительности), особенно в психологию и социальные дисциплины. К примеру, в физике и естествознании вообще центральную роль играет принцип повторяемости эксперимента, что целиком оправданно. Однако этот принцип – не всеобщий критерий существования, в частности он не является необходимым критерием существования в гуманитарных науках. Там, где объектом исследования выступают исторические события, где историзм входит в число необходимых свойств объекта, вопрос о повторяемости приобретает иной смысл, чем в физике. Юлий Цезарь существовал лишь однажды. То, что я пережил сегодня вечером, может никогда больше не повториться в моей жизни. И то, что я могу сделать сейчас, я не смогу сделать через двадцать минут, но завтра наверное смогу сделать снова. Поэтому требование строгой повторяемости эксперимента или такой же повторяемости наблюдения чего-либо, обычно выставляемое в качестве критерия существования, иногда не имеет той силы, которую ему приписывают. Основательный марксистский методологический анализ проблемных и особенно предпроблемных ситуаций в науке – важный фактор ее творческого развития. |
| Дата публикации: 30 июля 2003 года | В начало |
| Источник информации:
Кибернетика живого. Биология и информация. Изд-во "Наука", М., 1984, с.103.
Электронная версия. |
© "От молекул до планет", 2006 (2002)... |
